Рудимент британского мандата, рillbox в записях отца именовался то Пузырьком, то Башней, то Парусом; редко когда он писал: «я вернулся домой». Возвращался он обычно в Башенку, обустраивал Пузырек, прибирался в Пузырьке, а садовничал или выпивал под Парусом (засыпанное хвоей кресло-качалка, этажерка с журналами, по углу заплетенная плющом, пулеметный магазин, приспособленный под мангал, собачьи миски).
Пузырек был не выше пожарной каланчи и укрыт свечным строем кипарисов, тянувшихся темной зеленью в синеву наподобие донжона на краю усадебного дворика, принадлежавшего муниципальному камерному театру «Мыши в клетке» — «Ахбарим бе клув» на иврите, или, как его называл отец, «Мышеловка».
Некоторые сотрудники «Мышеловки», стоявшие у истоков театра, основанного в те времена, когда многие — от актеров и костюмеров до театроведов и режиссеров, — покинув вместе с отчизной подмостки Москвы и Ленинграда, работали дворниками, сторожами или торговали шавермой наравне с профессорами и доцентами лучших вузов СССР, — в доисторический период первых годов эмиграции составляли круг общения отца. А Белла Крауз, руководившая в «Мышеловке» студией современного танца, некогда жила с ним. Да и сам театр когда-то переехал на новое место не случайно: тюрьма при полицейском участке, повидавшая легендарных шейхов-абреков, включая самого Юсуфа аль-Хакима, зря пустовала.
Сочетавшая в себе нелюдимость с компанейскостью, необходимой для театрального мира, Белла блюла каждое свое движение; каждый вдох её, жест, слово были вышколены танцем. Хорошо её знавшие смотрели на нее словно сквозь линзу из балетных образов, воздух вокруг Беллы был сгущен от моторики танца, будто тело её было скручено в кинетическую воронку претворенных в танец движений.
Будучи слишком умной, чтобы разрывать отношения, а не преобразовывать их, она продолжала присматривать за отцом — и теперь стала привечать меня; я виделся с ней почти каждый приезд, но еще чаще слышал о ней.
Отец говорил: «Белла — ведьма. Она как звезда — загадочная издали, вблизи — раскаленная». Белла умудрялась присматривать, не цацкаясь при этом, подлечивала, колдовала, уложив на кашемировую свою шаль, давала травные сборы, чтобы «почиститься», вывозила в места силы, «набраться соку земли». Иногда обращалась за помощью к отцу — за какой-нибудь вещицей или обсудить деталь интерьера в постановке.
Он мотался на блошиный рынок ради ее заказа, советовал, какая именно расцветка ткани придаст галстуку качество «от Шакса», чтобы его, галстук, мог носить какой-нибудь франт чеховских времен. Отец был знатоком множества давно канувших фактов и, казалось, знал всё и вся — от ремонта автомобиля до радиотелескопов, от изготовления по античной моде сандалий до половой жизни шершней. Общаясь с Беллой, и я невольно перенимал кое-какие местные навыки своего родителя.
Comments